Следователь Охрименко  


Николай Урывчиков недавно переехал из старинного областного города в подмосковный городок Мытищи, он которого был не в восторге. Впрочем, он выбрал Мытищи только для того, чтобы работать в Москве, а на переезд в Москву просто не хватило денег. Целый год Урывчиков пытался устроиться на работу в столице, но работы так и не нашел. Правда, успел написать несколько статей для неизвестных газеток и для интернетовских изданий, но когда ему не заплатили в восьмой раз, Урывчиков чуть не заболел от досады. Деньги были нужны ему позарез, поскольку переехал он не один, а с юной женой, которой обещал золотые горы. Жена, естественно, верила в гениальность своего мужа-журналиста, но, строго говоря, журналистом Урывчиков пока еще не являлся. Закончив технический вуз в родном городе, он пару раз написал маленькие заметки в местную газету, и заметки эти взяли для печати, к его неописуемому восторгу.
Ходя по редакциям в Москве, Николай предъявлял ксероксы этих заметок и своё жизнеописание на двух страницах, но ни заметки, ни резюме ни на кого не производили впечатления. Начинающий ньюсмейкер решил, что признание рано или поздно к нему придёт, но на работу устраиваться надо было срочно. И вот случайно он узнал, что живёт в одном подъезде с главным редактором газеты «Мытищинская правда», который после двух бутылок пива сразу предложил ему писать большие статьи несколько раз в месяц. Работа в «Мытищинской правде», конечно, не слишком совпадала с его мечтами, но надо было хотя бы как-то начинать. После статей о машиностроительном заводе предложение записать интервью со следователем было просто несомненной удачей, хотя на гонорары от подобной журналистики прожить было просто невозможно.
Урывчиков разыскал отделение милиции и Леонида Олеговича Охрименко, который ему сразу понравился. Оказалось, что этот Охрименко ко всему прочему – ещё и известный столичный адвокат, и у Николая зародилась надежда наконец-то сделать сногшибательный материал. В момент знакомства с Леонидом Олеговичем - позвонили и просили срочно приехать на место происшествия. Урывчиков разом вспомнил, что в подобной ситуации начиналась журналистская карьера многих знаменитостей. Какой-то тип в машине строго спросил, кто и зачем едет с ними, но Охрименко сказал про Николая что-то незаслуженно лестное, и менты перестали коситься на молодого журналиста.
Приехали в двухэтажный деревянный дом, расположенный в частном секторе, рядом с машиностроительным заводом. Дом Урывчикову понравился своей «тарковщиной», поскольку все его минусы выглядели не признаками разрушения, а «живописным содержанием». Вообще-то Урывчиков был натурой увлекающейся, а также был юношей образованным, как это водится в среде провинциальной интеллигенции.
Охрименко, как понял начинающий репортер, был лицом не официальным, а приглашенным авторитетами из прокуратуры, поэтому держался он как-то обособленно, больше смотрел, чем спрашивал или распоряжался. То есть, не распоряжался вовсе, а просто выглядел как Мегрэ или Пуаро или как там их ещё называют…
Было уже около часу дня. Мужик из прокуратуры дал какие-то инструкции понятым, но Урывчикову никто не предложил стать понятым, он считался вроде бы как ассистент Охрименко, на которого никто не обращал особого внимания. Этого мытищинского следователя прокуратуры звали Михаил Андреевич Бондаренко, точно так же, как и тестя Урывчикова – поэтому репортер стал следить за действиями Бондаренко с особым пристрастием. Где-то через час начали щупать труп, измерять температуру в прямой кишке, делать всякие замеры… Урывчиков с ужасом наблюдал всё это и одновременно понимал, что из подобного зрелища вряд ли получится талантливый очерк с философскими обобщениями. После трёх часов дня процедуры осмотра завершились, и все присутствующие начали писать у себя на листках. Записывали каждую мелочь: куда и в какой конверт положено содержимое из-под ногтей, в какую сторону света направлено лежащее тело… Все конверты следователь опечатывал своей личной печатью – складывалось впечатление, что эта странная бухгалтерия им важнее, чем сама смерть человека… А человек выглядел жутко: зеленоватые пятна на лице, странная одежда, необычная обстановка комнаты… Следователи сняли отпечатки пальцев со всего, с чего было возможно, сняли одежду, завернули труп в простыню… Урывчиков даже не подозревал, что это всё делается подобным образом. Все мизансцены отображались фотографом, который снимал всё на «Зенит» допотопной модели. В заключение кисти рук обернули пакетами и на этом процедуры закончились…
Урывчиков сел вместе со всеми в микроавтобус и поехал в отделение. Было уже около пяти вечера, Николай устал от ужасов, от голода и от предчувствия, что ничего талантливого он по этим фактам не напишет…
Но Охрименко как-то быстро мобилизовался, сказав, что надо ехать домой в Москву, надиктовал биографические сведения, сказал, что сможет чем-то помочь, поскольку сам работал журналистом на телевидении и много чего писал в известные издания.
Для себя Урывчиков заключил, что любая карьера в Москве всё-таки делается по связям и преемственности, ибо отец этого московского адвоката-следователя сам был известнейшим адвокатом и наверняка помог сыну и с поступлением в МГУ, и с диссертацией по криминалистике. Но Леонид Олегович, что называется, «показался» Николаю, вызвал вполне объяснимую симпатию. Он явно был не «человеком в футляре», а живой, творческой личностью и был способен на взаимопонимание. А взаимопонимания Урывчикову как раз и не хватало. Может сделать яркий материал и попросить помочь с работой? Чем черт не шутит? Всё равно, других подобных солидных знакомств у провинциального писаки не намечалось…

Уже к ночи текст про блестящего адвоката-следователя был готов, и Урывчиков читал его своей Алинушке с выражением, которому научился ещё в школьном театральном кружке. «Коленька, я в тебя очень верю!» - шептала мисс Рыбинск…
После третьей читки с исправлениями Урывчиков решил, что для «Мытищинской правды» будет даже слишком, и лег спать с ощущением выполненного долга.

Леонид Олегович Охрименко доехал домой на Смоленку лишь поздно вечером: слишком долго сидели со следственной группой, обсуждали убийство-самоубийство, потом просто стали «за жизнь», потом даже немного выпили, вспоминая институтские годы… Жена Охрименко в летнее время жила с детьми на даче, поэтому и домой-то ему было возвращаться необязательно. Но его с момента первого взгляда на труп и на дом стало мучить сомнение, вроде бы видел этого Галочкина раньше… Вот и приехал, чтобы достать с антресолей чемоданчик, где сваливал что-то вроде своего архива. То, что было нужно по работе, стояло на стеллаже и сохранялось в компьютере, а на антресолях лежало что-то невыразимо дорогое, но – бесцельное… Там лежали фотографии со школьных времен, несколько пакетов с институтскими снимками, уже цветными, и заканчивалась фотолетопись свадебным официозом, который был тоже убран на долгое хранение…
Охрименко включил любимый джаз, достал красное вино и собрался ностальгировать. Щас! Дадут разве спокойно пожить!

- Да. А почему такая спешка?
- Так если ничего нет на вскрытии, то нет и причин не хоронить.
- И что же это за эксперт такой выдающийся?
- В Америке типа учился…
- Что они все на этой Америке помешались? Вот уж и до Мытищ добрались!
- Да нет, парень толковый вроде… Не фуфло.
- А в каком виде он всё это представит?
- Ну, в научно обоснованном…
- Ладно. Ещё не ночь. Он свой телефон оставил? Давай! Буду в восемь тридцать…
- Спасибо, Леонид Олегович!

Охрименко снова включил джаз, но кайф всё-таки был уже испорчен. Он и сам чувствовал, что событие не похоже на самоубийство, но объяснений своим предчувствиям не находил. За последние несколько лет, когда он стал всё больше работать следователем, Охрименко велел себе придерживаться некоторых правил, иначе это была бы не криминалистика, а литературное творчество, на которое в работе был наложен запрет. В настоящий момент подходило простое правило: нет фактов - нет поводов для работы подсознания. Хотя работу подсознания Охрименко считал своей сильной стороной. Вот сейчас полистаем фотографии, и что-то обязательно всплывёт…
Уже в третьем конверте Охрименко увидел фотографию Галочкина, который стоял на дальнем плане вокальной группы студии «Москворечье». Разом вспомнилось всё: и жена-красотка, и сам Володя, сочинявший милые песенки, и вся их компания… Понятно, почему его беспокоила интуиция – просто лицо всплыло в подсознании. С Володей они знакомы почти не были, но зато все вокруг о нем говорили: какой-то чумовой парень – за что не возьмется, всё у него получается талантливо. Хотя при этом он был не музыкантом, а, кажется, художником… Даже выставку в студии устраивал – все охотно сбрасывались на вернисажное застолье. Его девушка-жена, кажется, не играла и не пела, но почему-то и её все знали… Когда же это было? Да не так уж и давно… Охрименко перебрал все остальные фотографии из джазовой студии, но больше фотографии Галочкина ему не попадались. Почему-то и смешная эта фамилия ему тогда не запомнилась… Посмотрел на себя с баритоном наперевес и криво усмехнулся – совсем ты, брат, обуржуазился... Хотя, разве буржуи гоняют задравши хвост по областным городам в поиске дополнительного заработка? Охрименко был вынужден признаться себе, что периодически работал следователем не из-за денег, а из-за того признания коллег и бывших однокурсников, которого ранее никогда не было… На саксофоне он играл не очень, да и будущие юристы почему-то не рвались на концерты к нему в «Москворечье», а предпочитали бездарных горлопанов, поющих козлиными голосами где-нибудь в Черноголовке: «Пока не меркнет свет, пока горит свеча-а-а!» Его «пижонство» не имело успеха и у девушек, которые предпочитали парней в джинсах и на жигулях. «Жигули», правда, у Леонида были, но он ими почти не пользовался, считая престижный тогдашний набор «телка-тачка-дачка» полным жлобством. Теперь это уже казалось смешным и даже глупым снобизмом, потому что из своего выдающегося по тем временам материального положения Леонид не сделал ни малейшей выгоды. На старших курсах иногородние девушки просто висли на нем пачками, но он принимал это за их мещанские расчеты: сын известного адвоката, квартира на Смоленке, дача в Абрамцеве… Вот и женился в итоге не по любви.
Охрименко допил бутылку «каберне», дожевал засохший сыр и полез в шкаф за справочниками… Заодно вытащилась старая папка с вырезками и ксерокопиями всякой всячины, но фломастером на ней было выведено «Отравления». Джаз пришлось выключить – тема не соответствовала скрипке Грапелли…


…спецслужбы сбились с ног, предотвращая теракты, проводя оперативно-следственные мероприятия. Немудрено, что в такой суматохе вряд ли кто обратит внимание, скажем, на обычного мальчишку, нашедшего в куче отходов странного вида металлический ящичек. Мало кому придёт в голову поинтересоваться его находкой. А между тем контейнер может содержать радиоактивное или ядовитое вещество, способное унести сотни тысяч жизней и тем самым затмить все последние катастрофы. Самое страшное, что защитить общество от таких вот террористов практически невозможно, так же как нельзя предвидеть поступки психически нездорового человека, раздобывшего сильнодействующий яд. И пока смертельное вещество можно запросто украсть без особого ущерба для производства или найти бесхозным на помойке, человеческой жизни грош цена. К сожалению, прецеденты «боевого» применения токсинов уже имеются…
…Цезий-137 — один из главных компонентов радиоактивного загрязнения биосферы. Содержится в радиоактивных выпадениях, радиационных отходах, сбросах заводов, перерабатывающих отходы атомных станций. Интенсивно сорбируется почвой и донными отложениями. В организме человека цезий накапливается главным образом в мышцах и печени. Радиационные поражения органов с симптомами, во многом схожими с острой лучевой болезнью, наблюдаются при поступлении в организм 2 граммов радионуклида. После взрыва на Чернобыльской АЭС основным внешним и внутренним источником облучения населения стал именно радиоактивный цезий, облучение которым в малых дозах не вызывает ни острых ни хронических поражений, однако по прошествии времени могут проявиться онкогенные и наследственные эффекты. По оценкам Международной комиссии по радиологической защите, вследствие этого количество онкологических заболеваний может составить 730 случаев на 1 миллион человек.

… в городе Ноябрьске Ямало-Ненецкого автономного округа преступники пробрались на территорию ТПДН «Холмогорнефть» и похитили свинцовый контейнер с радиоактивным цезием. Задержать злоумышленников по горячим следам не удалось.
В Управлении внутренних дел Ноябрьска нашему корреспонденту сообщили, что по факту кражи возбуждено уголовное дело. В органах создали штаб по расследованию преступления из наиболее опытных оперативников, сотрудников УФСБ округа. В данный момент милиционеры пытаются установить личности преступников. На причастность к совершению кражи радиоактивного вещества проверяются также сотрудники ведомственной охраны и самого предприятия «Холмогорнефть». Отрабатываются всевозможные версии совершения преступления, рассматриваются варианты кражи из корыстных, хулиганских побуждений. Среди прочих существует и предположение, согласно которому радионуклид может быть использован преступниками для подготовки террористического акта.
… уже известны случаи массового отравления людей металлическим таллием. Например, во время войны в Афганистане душманы использовали патроны с металлическим таллием для отравления питьевой воды в колодцах. Трагические события имели место и в современной России.
…Приблизительно год назад в Новосибирске был осуждён за отравление жены и четверых сослуживцев гражданин Александр Кривобоков. Сгубила его только жадность: остановись он на убийстве жены, преступление наверняка осталось бы нераскрытым. Но, покончив с узами Гименея и изрядно надоевшей половиной, Кривобоков решил укрепить и материальное положение, одолжив деньги у своего компаньона по бизнесу, а потом приложив максимум усилий для его скорейшей кончины. Бизнесмена чудом откачали, спасли и четверых его подчинённых, попавших под горячую руку душегуба, после чего череда смертей всё же привлекла внимание правоохранительных органов. Следствие длилось недолго. Кривобокова задержали, при обыске у него в кармане и бумажнике нашли микрочастицы таллия, а дома — несколько граммов смертоносного вещества, незарегистрированное охотничье ружьё, а также документы об открытии на его имя счетов в банках Чехии и ОАЭ. В свете этих интересных находок сыщики обратили внимание и на информацию о скоропостижной смерти его первой супруги. Была проведена эксгумация, и детальная судебно-медицинская экспертиза показала, что женщина скончалась отнюдь не от сердечно-сосудистого заболевания, как первоначально решили медики, а от отравления таллием.

Новосибирский областной суд вынес отравителю суровый приговор: 20 лет строгого режима. Кривобоков, впрочем, так и не сознался в преступлении. Суд он обвинял в предвзятости, а сыщиков — в фальсификации улик, объясняя трагические инциденты в его окружении неизвестной инфекцией, которую его безвременно почившая супруга подхватила в экзотическом Таиланде. Не удалось установить и источник, из которого Кривобоков черпал запасы отравы, что и неудивительно. Соли таллия используются химиками практически в любом академическом или отраслевом институте, и при желании ими может обзавестись любой желающий.

…комментируя последние события, оперативный работник ФСБ, пожелавший остаться неизвестным, подтвердил худшие опасения. Стало окончательно понятно, что простые граждане никак не защищены от людей, которых в узких кругах называют бытовыми террористами. Привожу слова Владимира (назовём его так) почти дословно, опуская некоторые термины, которые могут быть понятны только узкому кругу специалистов.
— В первую очередь нас сильно подкосил новый Уголовно-процессуальный кодекс, — сказал мне Владимир. — Принято считать, что его принимали с целью защитить конституционные права граждан. Но почему-то никто не подумал, что среди граждан есть люди, которые не подчиняются общим законам. Я не говорю о закоренелых преступниках или профессиональных террористах. Речь идёт о людях с отклонениями в психике. В последнее время их число заметно увеличилось, причину этого я установить не берусь, не моя это специфика. Беда в том, что в обществе эти люди могут жить, не привлекая к себе особого внимания. Но если такому субъекту придёт в голову шальная мысль о том, что его кто-то обидел, а в основном причины его обиды, с точки зрения нормального человека, яйца выеденного не стоят, он превращается в чудовище, я не побоюсь такого сравнения. Для достижения своей цели он будет использовать то, что, по его мнению, действительно примерно накажет обидчика. Обычно подобные люди очень замкнуты, и узнать о том, что они замышляют, практически невозможно. Если, например, группа профессиональных террористов планирует какое-либо преступление, рано или поздно на одном из этапов подготовки происходит утечка информации, да и наша агентура не дремлет. А в случае с таким обиженным никакая агентура не поможет. И до тех пор, пока этот человек не совершит какое-то страшное преступление, он так и остаётся для всех одним из многих. Остаётся добавить, что, по словам Владимира, он высказал не столько своё мнение, сколько передал суть кулуарных разговоров, которые ведут его коллеги.
…в конце апреля сего года 38-летний Вадим Т. (по его словам), наёмный рабочий строительной фирмы «Зодчие», выполняющей подрядные работы в московском филиале Микояновского мясоперерабатывающего завода, пытался подсыпать в колбасную продукцию сильнодействующий яд. Силовики взяли гастарбайтера на стадии подготовки к теракту. Сейчас он находится в следственном изоляторе и ожидает приговора суда.
…как оказалось, Т., приехавший в столицу из Краснодара, с давних лет состоял на учёте у психиатра с диагнозом «параноидная шизофрения». И обострение этого тяжкого заболевания пришлось именно на весенний месяц, когда краснодарцу в очередной раз задержали выплату зарплаты. Раздосадованный, он не нашёл ничего лучшего, как отправиться к конкуренту «Микояна» (на Черкизовский мясокомбинат) и предложить свою помощь по устранению с рынка мясной продукции завода-обидчика.
…Бывший оперативник убойного отдела Олег Косарев, ныне сотрудник Службы безопасности Черкизовского мясоперерабатывающего завода, наверное, уже никогда не сможет забыть тот солнечный апрельский денёк, когда к нему в кабинет вошёл Т. и предложил за вознаграждение в 500 у.е. подсыпать в микояновскую колбасу металлический таллий. Дескать, дома, в Краснодаре, у него хранится патрон с этим отравляющим веществом, который он в своё время украл с подводной лодки. Оперское прошлое не позволило Косареву воспринять подобное предложение как злую шутку наёмного рабочего, обидевшегося на весь белый свет, потому он записал беседу с Тепловым на диктофон и обратился с заявлением о готовящемся теракте в окружной отдел УФСБ.
Понимая, что на карту поставлены десятки тысяч жизней ни в чём не повинных граждан, сыщики действовали без промедления. На следующий день после подачи Косаревым заявления Т. госпитализировали в психиатрическую больницу. Для проверки показаний гастарбайтера в милиции создали рабочую группу, в которую входили оперативники МУРа, сотрудники УФСБ Восточного округа столицы и УФСБ по Краснодарскому краю. При изучении личности самого душевнобольного сыщики выяснили, что он проходил срочную службу на атомной подводной лодке во Владивостоке.
На запрос оперативников из Главного технического управления ВМФ пришёл ответ, полностью подтверждающий слова Т.: «Ранее на атомной подводной лодке действительно использовались патроны с металлическим таллием для определения кислорода в контурах охлаждения атомного реактора».
Оперативники немедленно вылетели в Краснодар, на родину Т., где при обыске комнаты общежития, в которой проживал гастарбайтер, среди прочих вещей был обнаружен пластмассовый контейнер, в котором находился искомый патрон. Уже в столице в научно-исследовательском институте была проведена экспертиза изъятого контейнера: худшие опасения подтвердились. В патроне содержалось порядка 300 граммов высокотоксичного вещества.
Кстати, Виктор Васильевич Солдаткин, начальник службы управления персоналом Микояновского мясоперерабатывающего завода, отказался как-либо комментировать нам эту ситуацию, сославшись на свою полную неосведомлённость.
Таллий — серебристо-белый металл с сероватым оттенком, мягкий и легкоплавкий. Яд совершенно невозможно распознать, он не имеет вкуса и запаха, чем и пользуются преступники. Отравление таллием тем более опасно, что проявляющиеся признаки отравления напоминают воспалительные процессы. Действие яда маскируется под грипп или бронхопневмонию. Он точит человека изнутри, неотвратимо подводя отравленного к последней черте, и срок смерти зависит всего лишь от дозы. По словам экспертов, для человека смертельная доза 0,0001 миллиграмма ядовитого порошка, содержащегося в одном кубометре воды…


Читая последнюю вырезку, Охрименко заснул прямо в одежде и при свете. Последняя его мысль перед сном была : «а не сменить ли мне профессию…пока не поздно…»
***
Проснулся он рано, долго будил себя контрастным душем и кофе, но бодрость всё равно не приходила. Надо срочно на юг!
Бархатный сезон приближается, фрукты поспевают. Охрименко обожал арбузы. Любил ездить по Крыму на машине, останавливаясь в разных городках, ночуя у бабок в сарайчиках, хотя мог бы и в гостиницах. Крым – это всё, что ещё осталось от ощущений молодости. Именно в Крыму он познакомился с будущей женой, она просто преследовала его по возвращении в Москву, и Охрименко сдался. Женился почти сразу, не успев опомниться, но отцу невестка понравилась, и это, наверное, всё решило. Леонид перестал ездить летом в Крым, перестал играть на баритоне. Всё это заменила работа и карьера. Охрименко никогда не был лентяем, но с выбором профессии, как и с женитьбой, он считал, что ошибся…

- Алло, Леонид Олегович, вы уже выходите?
- Я же сказал вчера. В восемь тридцать.
- Парень-то этот, эксперт, звонил, просил извинить его – пришлось ему срочно уехать. Вроде как в Америку свою. Он всё оставил в письменном виде у меня, заезжал ни свет, ни заря. Я уж не стал вас будить. Такие вот изменения.
- Да, вы мне все планы на сегодня сбили. Меня в Мытищах ждут. Я сейчас приеду за этими письменами, только вы не отлучайтесь до моего приезда. Уж, пожалуйста…
- Спасибо, Леонид Олегович! Я думал…
- Что я вас убью за такие выходки? Правильно думали. Только не сегодня.

Охрименко заехал на Войковскую, забрал папку в кабинете своего бывшего студента и, уже листая её на ходу, понял, что специалист действительно оказался серьёзный.
Оказывается, они продолжили обследование трупа, смыли пятна масляной краски на руках, заметили точку, похожую на укол шприцем. Да… Про перечисленные препараты Охрименко слышал впервые. Выходит, надо ждать новых результатов анализов. А не поехать ли в лабораторию? Так быстрее будет…
Охрименко машину водил хорошо, нарушать правила не боялся, потому что имел волшебные корочки – всё намеченное сделать успел вовремя.


Ccылки на другие главы
Свидетель Иванова
Свидетель Борисов
От автора


 
Hosted by uCoz